Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Это еще Лев Толстой такую формулу вывел. Бывший совсем еще недавно главой Фонда Грабежа СМИ одного южного года Вульгар Сярфяли, как и многие местные чиновники, оседлавшие кресло по протекции, класссиков не читал и даже не считал это зазорным. Весь его образ, все его речи были проникнуты полнейшим презрением к интеллекту, но глубочайшим преклонением перед накоплением капитала.
Накопления эти делались путем безбожной эксплуатации своего статуса, усушки и утряски местных СМИ, выделения квартир в отстроенных для журналистов домах за мзду и в прочих операциях, заложивших основу финансового благосостояния Вульгара. Все было хорошо, жизнь казалась прекрасной, потому как пользовался Сярфяли чем-то вроде письма, которая миледи Винтер получила от кардинала Ришелье. Ну вы помните: «То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства».
Правда, в нашем случае, все это сказано ему было устно, без подписания каких-то юридических документов. Кукловод господина Сярфяли, а им был многолетний мастер дешевой интриги, чемпион южного города по подковерной борьбе Вели Газанов, разумно счел, что всегда нужно быть готовым драпануть из страны со всем, что наворовано. А наворовано им было аж на пару миллиардов, пусть и в местной валюте.
В общем, так и произошло. Лишившийся должности Велишка сразу понял, что раздевать его будут обязательно и все может закончиться еще и арестом. Ясен пень, что такой участи он себе не желал и потому предпринял маневр под названием «дать стрекача». Вроде как на лечение уехал, но дотошные журналисты выяснили, что нет его в клинике, в которой Газанов, якобы, поправлял здоровье.
Где в реальности был Велишка, никто не знал. Известно было лишь то, что в южном городе остались члены его семьи, еще вчера считавшие себя местной элитой, а ныне превратившиеся в людей нерукопожатных. Страдали они жутко. Ведь сама мысль о неизбежности потери почти всего, что так ловко было прикарманено, выводила из себя. Так и до повторения поступка Анны Карениной было не долго. В общем, грустили в семье Велишки.
Грустил и Вульгар. Ведь его тоже приперли к стенке. И простая сдача своего патрона, попытка все свалить на него, представ бессеребренником и лопухом, провалилась. Скреб Сярфяли по сусекам день и ночь. Продал уже многие свои объекты недвижимости. Все равно не хватало. К родне обратился. Но не факт, что ему дадут. Ибо, всем был приятен Вульгар при деньгах и власти, но никому он не нужен с проблемами.
Что ему делать? Сетовать на жизнь. Так он и делал, в беседах с теми, кто не брезговал теперь тратить на него свое время. Мол, подлец Велишка, улизнул, заставив всех нас за себя отдуваться. Мол, кому я вообще мешал, весь такой исполнительный, лишенный интеллекта и умеющий воровать и заносить? О том, что еще небезызвестный Жеглов указывал на то, что вор должен сидеть в тюрьме, Сярфяли не знал. И именно в том состояла трагедия южного города, что такие экземпляры, как Вели Газанов и Вульгар Сярфяли годами играли в его жизни не последнюю роль…
